Саблина Зинаида Александровна
До того, как мы подписали заявление о добровольном зачислении в действующую армию, я довольно хорошо знала Аню по работе в комсомольской организации и как работника научной библиотеки, которой я часто пользовалась. Это была милая, живая (даже непоседливая) общительная девушка. Она знала всех в нашем НИИ и с ней все охотно общались. Молодежь - и парни и девушки делились с ней своими новостями и проблемами, она была отзывчива и, даже когда ничем существенным помочь не могла, всегда воспринимала чужие заботы сочувственно и всем становилось легче их переносить. Сотрудники постарше находили удовольствие в живой, веселой беседе, она всегда проявляла благожелательный интерес к различным служебным ситуациям, ее можно было во все посвящать, т.к. она не использовала во зло и не разглашала доверительные сообщения. Это не значит, что у нее не было антипатий, она просто не общалась с неприятными ей людьми, но и не делала этого достоянием гласности.
Когда она заявила о своем желании пойти на фронт, это никого не удивило, т.к. такое настроение было, практически, у всех ее сверстников. При беседе в ЦК ВЛКСМ Аня получила предложение освоить специальность радиста и в этом качестве войти в состав специальной группы, готовившейся к работе на южном направлении. Она дала на это согласие. Мы все начали каждая свою подготовку, и встречаться нам удавалось редко, а переписка ограничивалась из-за характера будущей работы. Именно в этот период стали все ярче обнаруживаться те черты ее натуры, которые, видимо, получили мощный импульс вследствие подъема всех духовных сил. Если раньше при мыслях о ней передо мной вставал легкий, веселый облик доброжелательного и не требовательного к другим человека, то теперь при каждой встрече, из каждого письма я все более и более познавала другую Аню.
Впервые я заметила в ней новые для меня черты еще ранее, когда мы готовились к упоминавшемуся мною длительному лыжному походу. Аня не очень хорошо владела лыжами и за время наших тренировок «не добрала» минимума километров, установленного нами как условие участия в походе. Но она так хотела быть со всеми в этом походе, так старалась в оставшееся время заслужить это право и выглядела такой удрученной, что у руководителей похода не поднялась рука вычеркнуть ее из списка. Ее взяли, но предупредили, что если она будет отставать ей придется вернуться с дороги домой поездом. Мы поручили двум хорошим парням шефствовать над ней в походе, следить за ее снаряжением, помогать советом. Она приложила все усилия - и справилась! Первые 10-12 км она шла в конце колонны (перед замыкающим), но не задержала ее движения, а на другой день, после ночлега, хотя и устала, но чувствовала себя уверенней. В конце похода она шла уже на своем месте в строю и, практически, не отличалась от других "средних" участников. Эта настойчивость в достижении поставленной цели, стремление выполнить взятое на себя дело, не быть в последних рядах - потом, на войне выросли у нее до степени подвига.
Новую, настоящую Аню я узнала уже в те немногие месяцы, которые прошли от начала войны до нашей разлуки. Предвидя близкий отъезд, мы условились о следующей встрече и договорились об адресах возможной переписки. Но эта встреча оказалась последней. Мы обменялись при этом памятными подарками - поделили офицерский комплект планшет и полевую сумку, - обсудили и нашу прошлую жизнь и ожидающие нас испытания. Серьезность задачи мы обе понимали. Аня была по прежнему доброжелательна и приветлива, но суждения ее об обстановке в стране были глубоки и серьезны, а слова - проникнуты ненавистью к фашизму, как идеологии, страстным желанием противостоять исполнителям этих нечеловеческих взглядов. Она сожалела, что время идет, а ей все еще не удается перейти к конкретному делу и сказала мне, что уже договорилась ускорить это конкретное участие и будет готовиться к выполнению нового опасного задания. Детали нам обсуждать не полагалось, но она сказала, что чувствует себя готовой к его выполнению, идет на это сознательно и обдуманно, единственное, что тревожит ее - это опасение оказаться безоружной в руках врага. Это были мысли и слова уже не прежней веселой, беззаботной девушки. Время тяжелых испытаний страны и ее народа выявило ранее скрытые черты ее натуры - убежденность, высокий патриотизм и способность к жертвам. И эти черты стали преобладающими в ее последующих действиях. Мы расстались, сумели еще раз обменяться письмами по условленному адресу. В этом последнем письме она прислала мне маленькую фотографию (вырезанную из какого-то общего снимка; см. фото), на обороте которой написано - «Зинулька, дорогая, помни, что эта физиономия очень любит тебя».
С этого задания Аня не вернулась... Долго судьба ее была неизвестной. Долго сестра Ани пыталась выяснить обстоятельства и место ее гибели, я, со своей стороны также, безуспешно старалась сделать это.Анна Соболева 1941г. |